«Судьям были и будут интересны качественные и профессиональные экспертные заключения»

В феврале стало известно, что Конституционный суд России (КС) исключил из своего регламента положение о независимых экспертных заключениях amicus curiae (с латинского — «друг суда»), поскольку оно не было закреплено в последней редакции закона о КС. За время существования Конституционного суда туда поступило несколько десятков правовых заключений, 14 из которых подготовил Институт права и публичной политики. Корреспондент “Ъ” Марина Царева поговорила с его директором и бывшим членом Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека Ольгой Сидорович о важности меморандумов amicus curiae, их развитии в российском правосудии, влиянии заключений на решения Конституционного суда и будущем организаций, которые их готовили.

— Что такое институт «друга суда» и чем он важен?

— Amicus curiae — это любая организация, которая осуществляет научную деятельность в сфере права, или любой ученый-юрист, представляющий в Конституционный суд инициативные экспертные заключения по тематике рассматриваемого дела. «Друзья суда» выполняют исследовательскую функцию и одновременно отвечают за демократизацию правосудия за счет публичности обсуждения общественно значимых дел. Таким образом, заключения «друзей суда» представляют правовую экспертизу со стороны гражданского общества. Организации готовят заключения по тем вопросам, которые не были затронуты сторонами. У адвоката в процессе часто не хватает времени или квалификации на проработку международных стандартов, имеющих значение для дела, или на анализ регулирования рассматриваемой проблемы в других правопорядках. Заключения должны предоставлять дополнительную информацию судьям, которую они могли бы использовать при рассмотрении дела. Сам факт принятия таких материалов — дискреция (право действовать по своему усмотрению.— “Ъ”) суда, который решает, что в конкретном случае важно, а что нет. В российской практике заключения amicus curiae обычно готовят некоммерческие организации, представляющие позицию и интересы гражданского общества.

— Как и когда этот институт начал развиваться в России?

— О деятельности «друзей суда» в России я могу говорить в первую очередь на примере нашей организации. Мы развивали эту практику с 2013 года, но, как я знаю, отдельные заключения в КС подавались другими некоммерческими организациями и в 2000-е годы. К большому сожалению, Конституционный суд не публикует информацию о том, кто в какие годы выступал в качестве amicus curiae. Институт права и публичной политики с 2013 года направил в КС 14 заключений.

Отсутствие открытых данных о заключениях у Конституционного суда — это печальный факт, потому что, например, Европейский суд по правам человека, как правило, публикует и зачастую ссылается на заключения, предоставляемые ему в рамках рассматриваемых дел.

— На что вы ориентировались, начиная развивать практику подачи экспертных заключений?

— Начиная работать с amicus curiae, мы изучали практику Конституционного трибунала Польши и ряда других европейских судов. Полезен был опыт Польской Хельсинкской группы по правам человека. Процедура участия «друзей суда» или третьих лиц давно существует в ЕСПЧ, поэтому мы изучали работу европейских университетских центров, которые подают меморандумы в Европейский суд. Следуя российской научной традиции, для своих текстов мы решили использовать слово «заключение».

— Какие особенности появились у института amicus curiae в России?

— Принципы объективного экспертного исследования универсальны и развиваются глобально вместе с наукой. Для нас было важно рассматривать проблему с разных позиций и точек зрения, соблюдая объективность. Во многом мы опирались на имеющийся у Института права и публичной политики научно-исследовательский опыт. Необходимо также демонстрировать суду масштаб проблемы. Вы не можете жаловаться на единичное нарушение — вы должны жаловаться либо на пробелы или неконституционные формулировки закона, либо на противоречащую Конституции практику применения этого закона.

— Заключения «друзей суда», которые подаются в Конституционный суд, могут иметь значение для непосредственного исхода дела в КС, а также найти отражение в законодательстве. В каких делах, по вашему мнению, сильнее всего видно влияние заключений?

— Примером может служить дело об обысках у адвокатов, известное в адвокатском сообществе как «дело Баляна и других» (пять адвокатов жаловались на нормы УПК, позволяющие судам по ходатайству следствия санкционировать обыски в помещениях адвокатских структур «с целью отыскания, досмотра и изъятия» документов, содержащих охраняемую законом адвокатскую тайну.— “Ъ”). В 2015 году, когда жалоба по нему поступила в Конституционный суд, институт, со своей стороны, направил сравнительно-правовое заключение, в котором показал, как регулируется этот вопрос в других странах, входящих в Совет Европы. Наши юристы выдвинули три основных тезиса о разнице между законодательствами европейских стран и российским уголовно-процессуальным законодательством на тот момент.

Во-первых, российское законодательство не устанавливало никакого особого статуса для документов, которые составляют адвокатскую тайну, при обыске. А мы приводили примеры конкретных правопорядков: в большинстве стран законодательство прямо требует сохранения адвокатской тайны при обысках. Во-вторых, если это обыск у адвоката, в законодательстве должны быть указаны конкретные предметы и документы, а не неопределенное «документы, материалы, имеющие значение для уголовного дела». Третий тезис — присутствие независимого наблюдателя от адвокатской корпорации при обыске у адвоката. Такое регулирование существует в ряде европейских стран. В итоге суд согласился с двумя первыми тезисами. А третий был учтен полтора года спустя, когда институт независимых наблюдателей от адвокатской корпорации все же был введен в российское уголовно-процессуальное законодательство.

— Были ли еще подобные случаи?

— В прошлом году КС вынес постановление, в котором рассматривал вопрос о конституционности действующего порядка раскрытия врачебной тайны после смерти пациента. Закон позволял врачам отказывать близким умерших в получении информации о динамике состояния здоровья и проведенном лечении. В заключении юристы института привели международно-правовые стандарты раскрытия врачебной тайны умерших лиц и проанализировали законодательные практики раскрытия медицинских данных умерших пациентов в других странах. В итоге КС обязал депутатов изменить законодательство и предоставить возможность родственникам умерших пациентов знакомиться с их медицинской документацией.

В 2019 году суд рассматривал жалобу Валерия Тетерина (ему отказали в согласовании митингов, сославшись на отсутствие в уведомлениях сведений, позволяющих установить формы и методы обеспечения общественного порядка и организации медицинской помощи при проведении публичного мероприятия.— “Ъ”). Мы направили заключение о международно-правовых стандартах распределения ответственности государства и организаторов публичных мероприятий за обеспечение безопасности и поддержание общественного порядка. В документе эксперты ссылались на постановления Европейского суда по правам человека, рекомендации Венецианской комиссии, Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ, а также на доклады специальных докладчиков ООН.

Мы пришли к выводу, что обеспечение мер безопасности — это исключительная зона ответственности органов публичной власти, а информация в уведомлении должна лишь помочь органам власти выработать стратегию содействия гражданам в реализации их права собираться мирно.

Ее содержание не может служить основанием для отказа в согласовании мероприятия (после рассмотрения жалобы КС запретил отказывать заявителям в проведении митингов из-за неопределенности форм и методов обеспечения порядка в заявках от организаторов.— “Ъ”).

— Согласно исследованиям конституционалистов, заключения amicus curiae в 75% случаев оказывали непосредственное влияние на решения суда, но прямо в решении упоминались лишь однажды. С чем, по вашему мнению, могла быть связана такая практика?

— Вероятно, суду важно донести свое решение таким образом и в той формулировке, которая соответствует его стандартам. А тот факт, что заключения amicus curiae не упоминаются в решениях суда, связан скорее со сложившимися традициями.

— Что принципиально изменилось, когда КС в 2017 году официально закрепил «инициативные научные заключения» в регламенте?

— В тот момент судьи публично продемонстрировали интерес к независимым экспертным заключениям. Этот момент был самым важным. Конституционный суд, в отличие от остальных российских судов, во-первых, предусмотрел возможность подачи таких заключений; во-вторых, подтвердил, что он эти заключения читает; в-третьих, нередко принимает во внимание. Мне кажется, такой посыл мог повлиять на многие организации, которые обладали экспертной компетенцией по некоторым правовым вопросам, и побудил их начать выступать в роли «друга суда».

Я подозреваю, что у аппарата Конституционного суда могли наступить тяжелые времена, если после закрепления инициативных научных заключений в регламенте они стали получать их большими партиями.

Однако достоверно знать об этом никто, кроме КС, не может (в пресс-службе Конституционного суда “Ъ” сообщили, что общее число поступивших в КС РФ за всю его историю независимых экспертных заключений составляет не более двух-трех десятков.— “Ъ”).

— Как поменяется практика подачи заключений теперь, когда она была из регламента исключена?

— Это изменение регламента, надеюсь, ничего не меняет, но пока мы не знаем, как Конституционный суд будет работать с amicus curiae. С прошлой осени Институт права и публичной политики не подавал ни одного заключения, но мы и впредь будем опираться на закон о Конституционном суде и исходить из того, что судья-докладчик и председатель суда будут сами решать, значима для них предоставленная информация или нет. Мы, как и другие старейшие российские некоммерческие организации, имеем свою экспертную сферу деятельности и верим, что наши знания и опыт могут быть полезны для общества при рассмотрении дел в КС. Заключения, как и раньше, будут готовиться и размещаться на нашем сайте. Мы так делали и будем продолжать делать, пока не изменен закон и это не запрещено нам напрямую.

— А если говорить о процедуре?

— На нее изменение регламента существенно не повлияло, хотя решение судьи-докладчика о приобщении экспертного заключения, как я понимаю, теперь должно утверждаться председателем суда. Формулировки закона о Конституционном суде достаточно широки для того, чтобы при подаче экспертного заключения на них опираться. Отмечу, что первые заключения мы посылали как письмо-запрос на имя председателя КС о возможности его предоставить, а в последующем просто ссылались на статью закона о Конституционном суде и оставляли вопрос приобщения на усмотрение председателя и судьи—докладчика по делу.

— Можно ли считать заключения amicus curiae лоббизмом, от которого «недалеко до подкупа», как о них отзывался заведующий кафедрой конституционного и муниципального права МГУ имени Ломоносова Сурен Авакьян?

— Я не возьмусь судить, почему у Сурена Адибековича сложилось такое подозрительное и даже неуважительное отношение к судьям российского Конституционного суда. Принятие экспертного заключения относится к уникальной дискреции КС. Высказывая подозрение, что это лоббизм, Сурен Адибекович подозревает судей в чем? Что они могут быть подкуплены? Это очень странно. Деятельность независимых некоммерческих организаций, выступающих в роли amicus curiae, носит публичный, а не кулуарный характер, когда частные организации или лица продвигают свои интересы.

— Чем вы можете объяснить исключение Конституционным судом из своего регламента подачи заключений amicus curiae?

— Вполне вероятно, что озвученные пресс-службой Конституционного суда причины, а именно отсутствие в последней редакции закона упоминания о независимых экспертных заключениях,— самое простое объяснение. А как будет работать новая редакция закона о Конституционном суде на практике, покажет время.

— Идет ли речь о правовой тенденции? Или это можно объяснить исключительно формальной стороной вопроса?

— Принятые в прошлом году поправки к Конституции еще не реализованы в полной мере.

Изменения, связанные с деятельностью Конституционного суда, например отказ от особых мнений, формируют определенную тенденцию, но судить о ней я бы хотела только по мере формирования практики самого КС.

Особые мнения, безусловно, были важны и значимы для российского юридического сообщества и развития правовой системы. Но решение принято, были даны комментарии и пояснения со ссылками на практику судов других стран. Если КС посчитал, что его судьям не следует обнародовать свои особые мнения, это, наверное, его право. Я надеюсь, что у судей осталась возможность высказывать свое мнение, когда они занимаются наукой, ведь это пока не запрещено.

— В доводах, которыми КС обосновывал изменение регламента, указывалось, что положение о «друзьях суда» в некоторых случаях «провоцировало авторов инициативных заключений на ненаучную и порой переходящую в политическую плоскость аргументацию, что категорически неприемлемо для деятельности Конституционного суда». Видится ли вам в этом опасность?

— В нашей практике я не помню ни одного заключения, которое было бы не по проблемам права. Какие заключения с элементами политических дискуссий получал Конституционный суд, знает, судя по всему, только он. В любом случае, если у суда складывается ощущение, что экспертные соображения политически мотивированы, суд их может просто не принимать во внимание.

— Сейчас КС говорит, что «сам волен выбирать себе друзей, а настоящие друзья действуют не для галочки». Можно ли расценивать такое заявление как призыв к организациям не прекращать готовить заключения?

— Мне кажется, это лишь подтверждение того факта, что судьям были и будут интересны качественные и профессиональные экспертные заключения. Выступление КС с комментариями подтверждает, что судьи, вероятно, будут знакомиться и принимать во внимание интересные им материалы. Наверное, слово «призыв» слишком громкое — я бы назвала это сигналом, на который стоит обратить внимание. Скорее всего, исключение Конституционным судом из регламента подачи заключений не отразится на некоммерческих организациях, занимающихся научно-правовыми исследованиями и интересующихся возможностью работы в качестве amicus curiae.

— Как отказ от института amicus curiae отразится на репутации КС России в мире?

— Это вопрос дальнейшей практики суда. Пока говорить не о чем. Можно предположить, особенно в контексте сегодняшних конституционных изменений, что исследователи и коллеги судей по Венецианской комиссии Совета Европы будут судить об ограничении участия независимых экспертов—представителей гражданского общества в конституционном судебном процессе, отталкиваясь от дальнейшей практики КС по отношению к выбираемым «друзьям суда».

А что думаете Вы?!

Email адрес не будет опубликован.