«Цинизм, доходящий до грации»
100 лет назад, в 1921 году, руководители страны решили, что крайне необходимо усилить внедрение государственной идеологии в умы студентов высших учебных заведений. Однако для осуществления задачи недоставало преданных идеям большевизма преподавателей, и 11 февраля 1921 года было принято постановление о создании Института красной профессуры, реализация которого стала изумительным трагикомическим действом.
Для желающих «революционизировать голову», как выразился когда-то Карл Маркс, большевики открыли в Москве в октябре 1918 года Социалистическую академию. Ее председателем стал самый фанатичный марксист, заместитель наркома просвещения РСФСР М. Н. Покровский, окончивший в 1891 году историко-филологический факультет Московского университета с дипломом первой степени. Историк А. А. Кизеветтер, знавший Покровского еще студентом, писал о нем:
«Маленького роста, с пискливым голосом, он выдавался большой начитанностью… и умением прошпиговывать ее саркастическими шпильками по адресу противников. По виду тихенький и смирненький, он таил в себе болезненно-острое самолюбие».
После Октябрьской революции оно вполне было удовлетворено: уже в 1918 году Покровский занимал 19 должностей одновременно! И смирненьким его уже никто не видел. Во многих мемуарах он остался вечно визжащим, слюнобрызжущим спорщиком.
В 1919 году к Соцакадемии добавился Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, «свердловка», где слушателей также подвергали мощной марксизации.
Через много лет, объясняя, из чего сложилась его книга «Русская история в самом сжатом очерке» («шедевр марксистской истории», по мнению наркома просвещения А. В. Луначарского), М. Н. Покровский рассказывал:
«Это текст тех лекций, которые я читал в Свердловском университете в 1919 г., т. е. перед боевой аудиторией, которую нам приходилось наспех накачивать марксизмом, чтобы бросить на фронт.
И сжатый очерк получился потому, что растабарывать было некогда. Надо было в возможно более краткой форме сообщить возможно большее количество фактов в наиболее ярком освещении, потому что передо мною были люди, которые завтра пойдут на фронт и которым как-то нужно связать русское прошлое с настоящим, показать, в чем исторический смысл той борьбы, в которую они идут и в которой они, может быть, положат свою жизнь».
В 1920 году, когда ситуации на фронтах Гражданской войны показали, что Россия останется в руках красных, в Совете народных комиссаров озаботились изменением всей системы преподавания в вузах страны. Выпускники советских вузов должны были выходить из их стен с большевистским мировоззрением, а с этой задачей могли справиться только преподаватели-марксисты.
«Не может быть и речи,— заявлял М. Н. Покровский,— о преобразовании в преподавании общественных наук, пока на местах старый преподавательский персонал с полной возможностью для него «плодиться и множиться»».
И 11 февраля 1921 года Малый Совнарком, занимавшийся в отличие от «большого» не вызывавшими серьезных споров текущими задачами, единогласно постановил:
«Учредить в Москве и Петрограде институты по подготовке Красной профессуры для преподавания в высших школах Республики теоретической экономии, исторического материализма, развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства».
Со страниц газет и с трибун всевозможных собраний полились заверения в скорой замене буржуазных профессоров красными.
Сотрудник Румянцевского музея, филолог Н. М. Мендельсон записал в дневнике 28 февраля 1921 года:
«Вчера была годовщина рабфака и по сему случаю торжество… Речь Покровского,— цинизм, доходящий до грации. На сей раз речь главным образом шла о красных, грядущих преподавателях общественных наук и о нынешних, буржуазных. Несколько раз, с подчеркиванием, повторялось, что «только у нас, марксистов, научная истина», дальше которой идти некуда, так что я с любопытством особенным смотрел на обладателя абсолютной научной истины, и с жалостью: зачем человеку жить, коли он уж и истину добыл?»
К сентябрю планировалось набрать на первый курс двести слушателей в Москве и сто в Петрограде. Командирам Красной Армии, в которой уже активно шла демобилизация, предложили выявить 150 коммунистов, готовых к научной деятельности, и направить их на учебу в институты красной профессуры (ИКП). Еще 150 человек предполагалось найти среди гражданских.
Но недостаток марксистов-преподавателей отдельных дисциплин, вынужденных к тому же почти все свое время посвящать административно-политической работе, привел к тому, что в октябре 1921 года открылся только один институт — в Москве. Возглавил его все тот же М. Н. Покровский.
Из 289 абитуриентов в ИКП было зачислено 93 человека. Обеспечение жильем, топливом и продуктами будущих красных профессоров государство брало на себя. Им полагался такой же паек, как и учащимся военно-учебных заведений и, кроме того, особое денежное вознаграждение из средств Народного комиссариата по просвещению по 35-му разряду.
А по декрету Совнаркома от 1 июля 1921 года на их родных распространялись все права и льготы, установленные для семей красноармейцев, с предоставлением им в том числе и права на карточку «Красная звезда» (она позволяла получать на каждого члена семьи четверть фунта хлеба в день, по полфунта сахара и соли в месяц и другие продукты и товары широкого потребления в зависимости от имеющихся у продорганов запасов).
Членами семьи считались: «жена при ребенке до 12 лет, дети до 16-летнего возраста, братья и сестры, находившиеся на иждивении, того же возраста, отец, достигший 55-летнего возраста, мать, достигшая 50-летнего возраста, а равно жена, дети, братья, сестры и родители, независимо от возраста, если они признаны нетрудоспособными».
Так что будущие марксисты три года жили, как Маркс у Энгельса за пазухой.
И расставаться с такой жизнью было тяжело. Историк, археограф, С. Б. Веселовский писал в 1923 году:
«Мне рассказывали, что питомцы Московского института красной профессуры в большом смущенье. Скоро будет первый выпуск, и им грозит перейти на профессорское сухояденье, т. к. в качестве учащихся они получали больше того, чем должны довольствоваться профессора».
Поначалу Институт красной профессуры обосновался в Страстном монастыре, для чего пришлось уплотнить 200 монахинь, которым разрешили там остаться после его закрытия в 1919 году. Кроме ИКП в зданиях монастыря размещались Коммунистический университет трудящихся Востока и другие учреждения. Вскоре всем стало тесно. И к началу следующего учебного года всесильный М. Н. Покровский переселил свое детище в прекрасное здание бывшего Императорского лицея в память цесаревича Николая, выдворив оттуда Хамовнический совет рабочих депутатов.
До 1924 года в ИКП учились три года на трех отделениях: историческом, философском и экономическом. В первое время к абитуриентам предъявлялись довольно высокие требования: наличие пятилетнего партийного стажа, предъявление письменной работы, «свидетельствующей об умении владеть литературным материалом и освещении его марксистским методом», и сдача устного коллоквиума по теоретической экономии, истории или философии. Философы, например, еще до поступления должны были продемонстрировать знание «Введения в философию» В. М. Вундта, философских работ Ф. Энгельса, Г. В. Плеханова, А. М. Деборина, Л. И. Аксельрод. Но в середине 1920-х, когда иссяк запас партийцев, получивших хотя бы среднее образование до революции, преподаватели предложили руководству сократить этот список «ввиду того, что проработать всю указанную в программе литературу поступающие не могут».
Не все студенты добирались до выпуска. Из первого набора, например, институт окончили только 30% поступивших. Кто-то уходил сам, кого-то исключали. Так, в 1923 году за неспособность к научной работе выгнали 14 человек, шесть студентов исключили за пассивность и недостаточное участие в работе ИКП, двоих — из-за психических отклонений и еще двоих — за «отсутствие марксистского мировоззрения».
Окоммунистичить, как тогда говорили, удавалось не всех.
И. И. Литвинов, ИКПист первого призыва, одновременно учившийся в Высшем техническом училище, писал в своем дневнике 31 января 1922 года:
«Институт красной профессуры переживает первые дни… Мой дальнейший жизненный путь, если у меня таковой будет, предначертан. Он идет по пути естественных наук, но отнюдь не политических. Они мне противны. И противеют все больше с каждым днем. Я внутренне дрожу только, удастся ли окончить ВТУ… Иметь уже раз и навсегда ремесло в руках… и куда-нибудь поехать. Подальше от схоластики, подальше от варварства… Вот я сегодня выступил по вопросу о внеэкономическом или экономическом характере насилия крепостного права. Пока выступаешь, волнуешься, а потом такое же чувство, как будто онанизмом занимался. Кого это интересует — спор о значении слов пророка аллаха — Маркса. Схоластика, да и только. Я переживаю то же самое, что изучая талмуд. Весь мир живет, двигается, делом занимается, а мы в нищенской, дикой, оборванной России тратим свои силы на объяснения такого и такого-то акта Бориса Годунова с точки зрения марксизма. Треплемся, изучая философские системы, ни одним философом не признанные (диалектический материализм), и отлучаем от церкви всех, с нами несогласных».
С 1924 года в ИКП стали учиться четыре года, и при нем организовали двухгодичное подготовительное отделение, куда доступ был открыт только рабочим и крестьянам, имевшим три года партийного стажа или общественной работы. По окончании подготовки они проходили только собеседование. Это резко изменило социальный состав ИКПистов. Так, в 1924 году рабочих среди них было чуть больше 12%, а в 1927 году их стало 38,5%.
Мнением о новом поколении студентов с академиком В. И. Вернадским поделился Б. А. Фохт, философ и переводчик, преподававший с 1925 года в Институте красной профессуры древние и новые языки. 12 августа 1928 года Вернадский записал в дневнике: «Институт красной профессуры… По словам Бориса Александровича (Фохта), все очень стараются, но бездарные. Однако попадается несколько человек одаренных».
С годами набор в ИКП шел все труднее. В 1925 году было подано лишь 84 заявления, зачислили 41 человека. В 1926 году из 121 поступавшего было принято 36. В том же году для слушателей установили повышенную стипендию, для чего выделили дополнительно 80 тыс. руб., в результате они, как указывалось в рукописи дневника Вернадского (в публикациях дневника фигурирует другая цифра), в дополнение к бесплатному жилью и питанию получали 150 руб. в месяц. Для сравнения, «партмаксимум» — максимальная зарплата, которую мог получать коммунист-руководитель предприятия, по решению Политбюро от 12 ноября 1925 года, равнялся 225 руб. в месяц, а в 1928 году он был увеличен до 270 руб.
Но повышение стипендии не помогло.
Проблема заключалась в том, что всем стало известно о каторжной жизни ИКПистов.
Они не только учились, но и были обязаны безотказно выполнять различные задания партийных органов и вести бурную партийную деятельность среди рабочих. В 1925/26 учебном году они руководили 184 кружками и школами на предприятиях. Кроме того, обслуживали всевозможные комиссии при ЦК и Московском комитете партии, преподавали в Воскресном коммунистическом университете, созданном для того, чтобы «дать марксистско-ленинскую подготовку активному партийцу-рабочему, находящемуся на практической работе». И ко всему этому, начиная со второго курса, студенты были обязаны накапливать педагогический опыт — вести в других вузах семинары, число которых доходило иногда до двух сотен.
Тех, кто был не способен к такой насыщенной жизни, сплавляли в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, где готовили партработников для провинции. Правда, качеством произведенной им «продукции», не раз в 1920-е годы возмущались губернские начальники. По поступавшим от губкомов отчетам о «свердловцах», приезжавших на места, это были «мертвые люди вместо живых, партийных работников», совершенно оторванные от реальности.
Мертвечиной веяло и от многих идейно выдержанных художественных произведений того времени. На партийном совещании по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 года Л. Д. Троцкий вразумлял собравшихся:
«Мы, товарищи, всегда кричим о марксизации, а забываем, что марксизация декларацией не дается, а дается упорной систематической работой… Мы мало учимся, и результат получается такой, как рассказала представительница Белоруссии: мы получаем идеологически выдержанные на 100% пьесы, но зато разгоняем зрителя,— остается 20 человек там, где могут сидеть сотни.
Не лучше ли будет, если мы дадим пьесу недодержанную, а художественно цветную, такую, чтобы она рабочего держала, а не прогоняла?»
Для подготовки мастеров по додержанным цветным произведениям было решено открыть при ИКП институт литературы.
А для того, чтобы будущие пропагандисты не теряли связи с народом, им следовало поработать в провинциальных вузах. 3 июня 1927 года в ЦК ВКП(б) было принято решение «О мероприятиях, обеспечивающих посылку в провинцию оканчивающих ИКП», которое гласило:
«В целях обеспечения провинции квалифицированными работниками по преподаванию общественно-экономических дисциплин:
а) установить обязанностью каждого окончившего ИКП проработать не менее 3–4 лет в провинции в тех районах, где имеются вузы и коммунистические вузы…»
Отныне в Москве могли оставаться лишь 25% красных профессоров (в 1927 году ИКП окончили 20 человек). Но и эти единицы часто оказывались отнюдь не на преподавательской работе.
В 1928 году А. И. Криницкий, заведующий Отделом агитации, пропаганды и печати ЦК ВКП(б), призвал увеличить число студентов в ИКП:
«Я должен сказать, что одни ленинградские товарищи дали заявку на ближайший год на 22 красных профессора; а ИКП в этом году сможет дать на педагогическую и литературную квалифицированную работу только 9 человек, из которых 5–6 уже направлены в руководящие плановые хозяйственные органы, 3–4 естественника оставлены в Москве на специальной научной работе. Если даже исходить из того, что полный контингент ИКП в 400 человек будет всегда заполнен и давать ежегодно неурезанную продукцию,— и то совершенно ясно, что мы в ближайшее время будем «задыхаться» от нехватки теоретически квалифицированных коммунистических сил».
Но реформирование Института красной профессуры произошло позднее. А с 1921 по 1930 год он смог подготовить только 337 человек. Огромным препятствием для его расширения был дефицит «правильных» преподавателей.
С наступлением мирной жизни в Москве расплодилось немало разного уровня коммунистических научно-образовательных учреждений, и всем им нужны были преподаватели-марксисты.
«Если даже под «метелку» наскрести все наличные преподавательские силы партии в Москве,— писал М. Н. Покровский,— наберется самое большое на два высших учебных заведения: скажем, институт красной профессуры, куда можно было бы собрать наиболее крупных теоретиков, и университет Свердловский, который мог бы обслуживаться силами среднего калибра. А на шесть университетов, разумеется, в Москве профессоров-коммунистов не наберется».
В первый год существования института М. Н. Покровский пытался приглашать для чтения лекций крупных партийных работников, а Политбюро ЦК РКП(б) 13 сентября 1921 года назначило Н. И. Бухарина, которого В. И. Ленин назвал ценнейшим и крупнейшим теоретиком партии, руководить в ИКП изучением «Капитала» Маркса. Но, как позже вспоминал Покровский, «большая часть откровенно и честно отказалась, очень немногие, хоть и приходили, посещали обыкновенно организационные заседания, произносили там более или менее красноречивое вступительное слово… и об этих товарищах никто больше никогда не слышал, они исчезали».
Ситуация улучшилась к концу 1920-х годов: в ИКП к этому времени работали 24 его выпускника. Но после того как в 1930 году единый институт разделили на восемь отдельных — Аграрный ИКП, ИКП истории, ИКП литературы, ИКП советского строительства и права, ИКП мирового хозяйства и мировой политики, ИКП философии, ИКП экономики, Ленинградский объединенный ИКП,— сил красных профессоров опять стало не хватать.
Без «буржуазной профессуры» обойтись не удавалось.
В 1937 году всего 32,5% преподавателей ИКП были его выпускниками. Остальные или получили высшее образование в России и Европе до 1917 года, или окончили другие советские вузы. Среди первых имелось немало слушательниц высших женских курсов, работали даже выпускники духовных академий и иностранцы.
При этом ИКПисты считали себя избранными и заслуживающими постоянного внимания вождей. Они то настаивали на личном приеме у И. В. Сталина, чтобы получить его разъяснения по теоретическим вопросам и текущей политике, то настаивали, чтобы вождь выступил у них с лекциями и докладами. А в ходе внутрипартийных дискуссий обсуждали разногласия с собственных позиций, не всегда совпадавших с линией главы партии.
Еще меньше Сталину и его ближайшему окружению должны были нравиться возникавшие в ИКП склоки, участники которых боролись за руководящие посты, обвиняя противников в оппортунизме и прочих идейных грехах.
Поэтому вполне логичным было то, что в начале 1930-х ИКПистов — «будущий цвет марксистской науки» — бросили в деревню, на колхозный фронт. Их посылали на машинно-тракторные станции (МТС), где были сосредоточены трактора и прочая техника, по договорам отправлявшаяся для сельхозработ и перевозок в колхозы, и где ремонтировались имевшиеся в крупных колхозах трактора. МТС тогда считались основной движущей силой социалистического преобразования деревни.
Историк С. А. Пионтковский, преподававший в коммунистических вузах, писал в дневнике 9 марта 1933 года:
«В сущности, вся работа МТС превращается в партийно-политическую работу. Для руководства этой работой выделяют особых людей… Из ИКП взято огромное количество, даже из наших историков из 200 чел. — уже человек 40 отправлено. Отправили действительно самых лучших, крепких, хороших партийцев-рабочих. У меня взят весь семинар… Едут не на день или два, а на два-три года минимум. Поедут уже сложившиеся люди, в среднем им приближается к половине четвертого десятка, т. е. люди, которые с перерывом в три года, с трудом, если и хватит у них сил, смогут вернуться к научной работе. Эта мобилизация наносит сильнейший удар прежде всего нашему идеологическому фронту. Воспроизводство новых научных сил на несколько лет почти замедляется, если не совсем прекращается. То, что осталось у меня в семинаре, для научной исследовательной (так в тексте.— «История») работы не годится: это или истеричные женщины, или бездарь».
М. Н. Покровский этого разбазаривания ученых марксистов не увидел. Он умер от рака в апреле 1932 года. Но вряд ли бы он стал возражать против такой политики партии. Он был ее верным слугой и виртуозно оправдал бы происходящее революционной целесообразностью.
Однако спустя пару лет в Кремле опять заговорили о нехватке квалифицированных преподавателей общественных дисциплин в вузах. После того как в конце 1934 года руководство страны обнаружило «засоренность преподавательского состава бывшими оппозиционерами, двурушниками, выходцами из других партий».
А. И. Стецкий, завотделом культуры и пропаганды ленинизма ЦК ВКП(б), из первого набора в Институт красной профессуры, 9 марта 1935 года подготовил справку для секретарей ЦК ВКП (б) — И. В. Сталину, Л. М. Кагановичу, А. А. Андрееву, А. А. Жданову и Н. И. Ежову — о вузовских кадрах.
«В течение последних лет,— писал Стецкий,— места получили огромное количество товарищей, обучавшихся в Институте красной профессуры (ИКП), РАНИОНе (имеется в виду аспирантура Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук.— «История»), аспирантуре социально-экономических вузов и т. д. Но эти товарищи не используются надлежащим образом. По имеющимся данным о 315 окончивших ИКП видно, что три четверти из них находятся на партийной, профсоюзной, советской и всякой иной, но не на преподавательской работе.
Чаще всего на преподавательской работе оставляют не лучших, а худших в партийном отношении людей».
В пример А. И. Стецкий привел Воронежскую область. Там работали 40 человек, обучавшиеся в ИКП, но преподаванием занимались только двое, остальные 38 трудились на советской и партийной работе.
«Существующему положению дела с организацией подбора преподавателей по социально-экономическим дисциплинам,— писал Стецкий,— и существующему порядку оставления на преподавательской работе тех, кто не может быть использован на другой работе, надо положить конец».
Этим документом было положено начало грандиозной кадровой чистке в вузах. Так, в Москве из 126 руководителей кафедр, проверенных комиссией Отдела культуры и пропаганды ленинизма МГК ВКП(б), было признано возможным оставить на работе меньше трети.
В 1937 году добрались и до Институтов красной профессуры, а в 1938-м и до самого Стецкого. Он признал, что в 1929–1931 годы содействовал правым и троцкистам в устройстве их в институты красной профессуры, в результате чего они превратились в источник кадров, враждебных партии, а эти кадры, рассылавшиеся на места, проводили контрреволюционную деятельность под его, Стецкого, руководством.
Часть других ИКПистов первого набора обвиняли в том, что они не только учились у Бухарина, но и стали его верными соратниками и пособниками в борьбе против партии и ее руководителей.
Само изучение партийной истории в ИКП в показаниях, выбитых у арестованного бывшего заведующего Агитпропотделом ЦК КП(б)Украины З. А. Ашрафьяна, выглядело абсолютно преступно:
«Мы в ИКП сохранили большой фонд троцкистской, право-левацкой и националистической литературы, которая выдавалась слушателям якобы для «критики».
Эта форма «критики» была настоящей пропагандой враждебных ленинизму установок. Были факты, когда отдельные слушатели ИКП поднимали этот вопрос. Преподаватели в этих случаях разъясняли, что без детального разъяснения работ Троцкого, Бухарина и теоретиков 2-го Интернационала нельзя стать грамотными марксистами, а на деле получалось, что мы слушателей пичкали враждебной литературой».
А глава НКВД СССР Н. И. Ежов докладывал, что еще в 1929 году в Институте красной профессуры должен был произойти «террористический акт против тов. СТАЛИНА во время доклада последнего».
Только в московских институтах красной профессуры арестовали десятки сотрудников. Среди них были директора и их заместители, руководители кафедр, профессора и преподаватели. То, чему они учили бойцов идеологического фронта — дискутировать по самым разным вопросам: о диалектическом материализме, о происхождении самодержавия, о вопросах из истории большевизма,— было признано крайне вредным для партии и ее вождя и подлежащим искоренению.
Всю «школу Покровского» объявили антимарксистской! Началась кампания по разоблачению его трудов и работ многих его учеников, в которых (в соответствии с догмами марксизма, кстати) отрицалась роль личности в истории. Оказалось, что в его концепции Октября маловато Сталина. И открестившаяся от учителя А. М. Панкратова, будущий академик, заклеймила недавних единомышленников: «Эта оголтелая банда врагов ленинизма долго и безотказно проводила вредительскую работу в области истории».
1 января 1938 года институты красной профессуры были закрыты. В решении об их ликвидации разъяснялось, что признано «нецелесообразным дальнейшее существование Институтов красной профессуры в связи с тем, что высшие учебные заведения и аспирантура при них могут полностью разрешать задачи, стоявшие ранее перед ИКП в области подготовки преподавательских кадров».