Время перезагрузки: 20 лет назад в России произошёл дефолт

17 августа 1998 года правительство России объявило технический дефолт по долговым обязательствам страны. Безудержный рост госдолга, огромный дефицит бюджета, раскручивание пирамиды ГКО, политические распри, а также глобальное падение цен на нефть и кризис в Азии — всё это подтолкнуло государство к банкротству. Но обвал экономики на рубеже веков позволил запустить рыночный механизм в стране и уже в новом тысячелетии выйти на новый уровень развития. Очевидцы событий двадцатилетней давности — эксперты и экс-чиновники — поделились с RT воспоминаниями о крупнейшем экономическом шоке в современной национальной истории и рассказали своё видение причин и последствий дефолта.

Спустя семь лет после распада СССР российская экономика только переходила к рыночному механизму и ещё не успела оправиться от вызовов начала девяностых годов. Острые политические расхождения в руководстве страны привели к неэффективным финансовым решениям. В результате под влиянием пагубных внешних факторов накопленные проблемы спровоцировали сильнейший экономический обвал в истории современной России. Ровно 20 лет назад — 17 августа 1998 года — власти объявили дефолт.

Дефолт означает отказ заёмщика от выполнения своих денежных обязательств из-за отсутствия финансовых возможностей. Другими словами, объявление дефолта правительством и Центробанком фактически означало признание государства банкротом.

Событиям августа 1998-го предшествовало не только тяжёлое финансовое положение государства и падение производства, но и глобальное снижение цен на нефть. Об этом в интервью RT рассказала депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга (с 30 апреля по 30 сентября 1998 года министр труда и социального развития России) Оксана Дмитриева.

В январе 1996 года баррель нефти эталонной марки Brent на мировом рынке в среднем стоил $18, но к октябрю сырьё подорожало до шестилетнего максимума — $24. Уже в конце 1998 года цены упали ниже $10. Такие данные приводит статистический портал IndexMundi.

«У нас была недиверсифицированная экономика, и преимущественно ставка делалась на нефть и газ. Поэтому в результате низких цен на нефть фактически пострадал наш экспорт, который составлял более половины бюджета», — отметил в разговоре с RT директор центра конъюнктурных исследований Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Георгий Остапкович.

По словам эксперта, вторым внешним ударом по российской экономики стал разразившийся ещё в середине 1997 года азиатский финансовый кризис. Рецессия в регионе спровоцировала панику инвесторов на глобальном рынке. Россия на тот момент активно торговала с Азией, поэтому обвал на торговых площадках привёл национальную экономику в зону риска.

В конечном итоге активное падение цен на нефть и азиатская рецессия стали одними из причин падения российского фондового рынка. Если ещё в июле 1997 года индекс РТС находился вблизи уровня 498 пунктов, то уже через год индикатор упал до 43 пунктов.

Тем не менее, ключевую роль в событиях августа 1998 года для России сыграли именно внутренние дисбалансы в экономике и политике страны, уверен член наблюдательного совета ВТБ (с 22 ноября 1995 года по 11 сентября 1998-го глава Центробанка России) Сергей Дубинин.

«Разумеется, это не самые приятные воспоминания, но стоит сказать, что проблемы начались гораздо раньше. Если говорить откровенно, то дефолт с теми же основаниями можно было уже проводить в ноябре-декабре 1997 года. Цена нефти упала, азиатский кризис вызвал отток капитала с российского рынка, но главное, это высветило основную слабость финансовой системы России — развал бюджетной системы», — отметил Дубинин в беседе с RT.

По данным Минфина, в 1997 году дефицит федерального бюджета России составил 186,3 млрд рублей, или 7,4% ВВП. По словам Сергея Дубинина, доходов от налогов и таможенных сборов поступало недостаточно для исполнения всех обязательств казны, в результате чего «в бюджете образовалась большая дыра». Ситуацию усугубляло стремление Госдумы увеличивать расходы, что привело к целому ряду противоречий в руководстве страны.

«Политические расхождения были таковы, что левопопулистский блок, особенно в Госдуме, просто принял на вооружения тактику «чем хуже, тем лучше» — надо раздувать бюджетные расходы и требовать чего-то нового во имя спасения беднейших слоёв населения под разными лозунгами. Бюджет на 1998 год не принимался до середины марта 98-го, хотя по закону всё это необходимо делать гораздо раньше», — вспоминает Дубинин.

Рождение пирамиды

Проблемой балансировки бюджета в правительстве озаботились после распада СССР. С 1992 года финансирование дефицита началось за счёт денежной эмиссии ЦБ. Так, на фоне падения производства в стране выпуск рублей, необеспеченных товарами, привёл к стремительному росту потребительских цен. По данным Росстата, в 1992 году инфляция в России превысила 2508%.

Другим методом покрытия расходов российского бюджета стал выпуск Минфином с 1993 года Государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Предполагалось, что банки и компании будут покупать ценные бумаги Министерства финансов с высокой доходностью и тем самым спонсировать российскую экономику. Полученные в долг средства должны были уходить на развитие производства в различных секторах промышленности, а затем возвращаться в виде налогов и пополнять бюджет. В конечном итоге, держатели ГКО получали бы деньги обратно вместе с прибылью. Тем не менее, на практике все средства уходили на покрытие предыдущих долгов.

Помимо российских инвесторов облигации также могли приобретать и иностранцы. При этом власти должны были гарантировать нерезидентам стабильный курс валюты. После деноминации, стартовавшей в январе 1998 года, Центральный банк установил курс около отметки 6,1 рубля за доллар. При этом для его удержания использовались транши МВФ и Всемирного банка, подчёркивает Оксана Дмитриева. Любопытно, что изначально средства международных организаций также должны были направляться на покрытие дефицита бюджета.

«Основная цель выпуска ГКО заключалась в балансировке бюджета и запуске экономики — страна должна была начать жить в долг. Это нормальная практика, и многие государства так делают. Сегодня госдолг США превышает 100% ВВП, а Японии — 250% ВВП. Теоретически считается, что в госдолге ниже 60% ВВП нет ничего страшного. Впрочем, у российского госдолга тогда была тенденция к стремительному росту», — отмечает Георгий Остапович.

По словам экономиста, основная проблема ГКО заключалась в том, что выпуск бумаг мотивировал не развитие производства, а только излишнее наращивание финансовых операций и, как следствие, увеличение долговой нагрузки России. Согласно данным Минфина, уже в 1997 году государственный долг вырос до 49% ВВП (1,235 трлн рублей), а по итогам 1998 года составил 148,7% ВВП (3,991 трлн рублей).

«Давление долга ощущалось очень прилично. Государство начало продавать ГКО не только большими объёмами, но и с огромной доходностью — порядка 11—12%. Нашим банкам не нужно было ничего делать, они просто скупали эти бумаги и получали по ним очень приличную доходность. Предприятия также тратили свои депозиты не на расширение и модернизацию производства, а на скупку ГКО. Этот механизм накопления внутреннего и внешнего долга в принципе и привёл к событиям августа», — считает Остапкович.

Оксана Дмитриева подчёркивает, что именно таким образом в экономике образовалась финансовая пирамида, которую в конечном итоге ожидал крах.

«ГКО была абсолютно вредная вещь, потому что, с одной стороны, способствовала росту долга и увеличению расходов на его обслуживание, а с другой стороны, высасывала все средства частных инвесторов, которые могли бы пойти на реальные инвестиции», — считает Дмитриева.

По её словам, уже позже — в результате расследования дефолта — комиссия Совета Федерации установила круг людей, работавших на тот момент в государственных ведомствах и имевших личную заинтересованность в игре на рынке ГКО. В то же время Оксана Дмитриева подчёркивает, что далеко не все представители власти преследовали собственные интересы при проведении финансовых операций. В частности, комиссия не усмотрела никаких злоупотреблений со стороны бывшего главы Минфина Михаила Задорнова.

Три дороги

Как вспоминает Сергей Дубинин, на фоне ухудшения ситуации с госдолгом и ростом дефицита бюджета, финансовые власти страны рассматривали три варианта действий. Первый из них заключался в «глубокой девальвации» рубля. Впрочем, такое решение привело бы к невозможности исполнения валютных обязательств перед иностранными инвесторами. Это могло привести к краху российских банков, обрушению рынка ГКО и стало бы ударом по населению и сбережениям граждан.

Второй вариант подразумевал возвращение к схеме начала 90-х годов и означал покрытие всех внутренних и внешних долгов с помощью кредитов Центрального банка. Тем не менее, это означало бы возврат к гиперинфляции.

«Мы согласились в правительстве, что надо идти третьим путём и попытаться в кратчайшее время наладить поступление налогов и консолидировать бюджетную систему. Тогда, опираясь на это, можно было бы снижать объёмы выпуска ГКО. После этого решения мы продержались ещё полгода, но всё-таки пришли к печальному результату, когда экономика больше не могла выдерживать нагрузки. Средства бюджета были исчерпаны, и пришлось объявлять дефолт», — пояснил бывший глава Банка России.

«Осознание надвигающегося дефолта появилось ещё в самом начале 1998 года. Ничего другого нельзя было ожидать в такой ситуации. Госбюджет был чудовищно дефицитен. Госдума, в которой коммунисты и их союзники контролировали около половины мест, а правительство могло рассчитывать на твердую поддержку лишь четверти депутатского корпуса, делала всё возможное, чтобы не допустить сокращения бюджетного дефицита и обрушить правительство, — вспоминает в разговоре с RT профессор НИУ ВШЭ, (с 1997 по 2000 годы заместитель руководителя Рабочего центра экономических реформ при Правительстве РФ) Марк Урнов. — Кроме того, директора многих добывающих компаний, прежде всего угольных, организовывали рабочие протесты, стараясь выбить из правительства дополнительное бюджетное финансирование нерентабельных предприятий. Рынок ГКО был перегрет, многие российские финансисты активно играли на валютной бирже на понижение рубля, из страны начался мощный отток иностранной валюты, внутри исполнительной власти на федеральном уровне происходила острая борьба различных групп за влияние на больного президента, а единственной консенсусной идеей в правительстве, и администрации президента было недопущение девальвации рубля».

Шок и трепет

14 августа 1998 года президент России Борис Ельцин в интервью журналистам твёрдо заявил, что девальвации в стране не будет. Тем не менее, спустя три дня глава правительства Сергей Кириенко объявил о введении мер для нормализации финансовой и бюджетной политики, которые фактически означали дефолт по основным видам государственных долговых обязательств и девальвацию.

Правительство объявило о приостановке на 90 дней выполнения обязательств перед иностранными инвесторами по кредитам, сделкам на срочном рынке и залоговыми операциями. Одновременно Банк России перешел к плавающему валютному курсу — границы коридора были расширены до 6—9,5 рубля за доллар, а позже регулятор фактически отказался поддерживать нацвалюту.

В результате, если ещё в августе 1998 года один доллар США в среднем стоил 6,75 рубля, то уже в декабре значение выросло до 20 рублей, а к концу 1999 года составило 26,8 рубля.

Как подчёркивает Оксана Дмитриева, девальвация стала серьёзным ударом для населения. Держатели долларовых кредитов оказались в наиболее тяжёлом положении. Кроме того, банки перестали выдавать вклады и начали стремительно закрываться.

«Тогда пришлось принять решение, которое заранее продумывалось, но никто не был готов его принимать — возложить на Сбербанк ответственность за вклады других коммерческих банков. Из них сам Сбербанк не получил никаких активов. Платить было нечем, соответственно, потом всё это легло на кредиты Центробанка. Это была мера чрезвычайная и экстренная», — рассказал Сергей Дубинин.

Удешевление нацвалюты сопровождалось и скачком потребительских цен. Так, по данным Росстата, в сентябре 1998 года инфляция ускорилась до 38,4% по сравнению с августом. При этом по итогам года значение составило 84,5%.

Кроме того, увеличился и рост безработицы — до 11,9% в 1998 году и 13% в 1999%. ВВП России в год объявления дефолта просел на 5,3%. Такие данные приводит МВФ.

Вместе с тем, как отмечает Марк Урнов, в сложившихся в середине 90-х годов экономических условиях дефолт уже не мог задеть большую часть населения. Более того, официальное признание властями банкротства страны остудило эмоциональную атмосферу общества.

«У значительной части российских граждан претензии к государству ослабли. В результате, по данным Левада-центра (тогда ещё ВЦИОМа), в течение трёх постдефолтных месяцев 1998 года (сентябрь—ноябрь) в ответах на вопрос «Что Вы могли бы сказать о своём настроении в последние дни?» доля россиян, указавших «Испытываю напряжение, раздражение» или «Испытываю страх, тоску», сократилась с 68% до 56%, а удельный вес заявивших, что у них «Прекрасное настроение» или «Нормальное, ровное состояние», увеличился с 27 до 35%», — рассказал собеседник RT.

«Инструмент оздоровления»

Как отмечает Сергей Дубинин, позитивным последствием дефолта оказалась готовность российского бизнеса и населения работать в условиях кризиса. Шок способствовал тому, что рыночная экономика в конечном итоге заработала.

Согласно данным МВФ, уже в 1999 году экономика России выросла на 6,3%, а в 2000 году — на 10%. В течение следующих восьми лет рост ВВП уверенно оставался в положительной зоне, а его среднегодовое значение составило порядка 6,5%.

«Экономика и инвестиции росли почти двузначными темпами, а реальные доходы населения увеличивались почти на 8—10%. Заработала импортозамещающая экономика, а с ней — внутренний рынок и производство, поскольку импортная продукция стала дорогой, и с дефолтной рискованной страной никто торговать не хотел», — отмечает Георгий Остапкович.

Оксана Дмитриева подчёркивает, что в целом экономика сумела восстановиться практически за полгода, и, самое главное, её рост носил несырьевой характер. Другими словами, на фоне по-прежнему стагнирующих цен на нефть, ВВП России демонстрировал уверенную положительную динамику за счёт стремительного развития обрабатывающей промышленности и задействования «спящих» производственных мощностей.

«Кроме того, вступил в силу и бюджетный кодекс, который я готовила ещё будучи депутатом Госдумы. Он, в свою очередь, запретил денежные суррогаты. То есть финансирование бюджета до этого зачастую осуществлялось не деньгами напрямую, а этими денежными суррогатами, взаимозачётами, казначейскими обязательствами. Всё это было ликвидировано, была свёрнута пирамида ГКО, и нормализована система взимания налогов», — вспоминает Дмитриева.

Эксперт считает, что эффект девальвации был эффективно использован руководством страны и не стал болезненным для населения, поскольку носил краткосрочный характер. Экономика перешла к дефицитному финансированию за счёт Центробанка. В результате этого власти сумели сбалансировать федеральный бюджет. Так, по данным Минфина, если ещё в 1999 году дефицит государственной казны составлял 1,4%, то уже в 2000 году ознаменовался профицитом в 1,4%.

«В тех условиях у правительства не было выбора — дефолт был единственным возможным инструментом оздоровления экономики. Что и произошло. Многие спекулянты и экономические импотенты разорились. Дутые забастовки прекратились. Оживились фирмы и предприятия, ориентированные на деятельность, а не на бюджетное паразитирование. Единственным пострадавшим, я считаю, стало правительство Кириенко, которое просуществовало слишком короткий срок, чтобы обеспечить себе базу политической поддержки, и было свалено красной Госдумой, воспользовавшейся дефолтом для разогрева политического кризиса и борьбы с «ненавистными либералами», — заключил Марк Урнов.