Вениамин Смехов: Я фаталист и в жизни, и в литературе

К юбилею Вениамина Смехова вышла уникальная автобиографическая книга «Жизнь в гостях» в жанре джазовой импровизации. Восемь глав, восемь десятилетий, курьезы, события и множество встреч с легендами культурной жизни России. Чем запомнится читателю этот увесистый том воспоминаний? Как намерение Этуша отчислить Смехова после первого курса повлияло на дальнейшую судьбу артиста? И как научиться искать виновника в себе? Об этом актер рассказал программе «Культ личности» на телеканале «МИР 24».

— Вышла книга к Вашему юбилею «Жизнь в гостях». Она очень большая. Осталось ли что-то на второй и третий том?

Вениамин Смехов: В книге есть откровения на тему, что впереди. Впереди была литература. Я начал писать заметки, рассказы, замахивался еще на что-то, вплоть до того, как меня на какое-то время отпустила застенчивость и я прочитал Маяковского Борису Евгеньевичу Захаве в Щукинском и Вениамину Захаровичу Радомысленскому. И оба раза был сразу принят, без всяких экзаменов. Догадаться о том, что поэзия меня разлучает с природной застенчивостью, я смог в 1964-м, когда на «Таганке» стали выпускать без разрешения властей спектакль «Антимиры» Андрея Вознесенского. Тогда я поверил, что могу стать актером.

— Как Вы выбирали дневниковые записи, что осталось за кадром? Почему Вы решили издавать этот дневник?

Вениамин Смехов: Я в каком-то смысле фаталист, в литературе тоже. Как меня ведет, так я и двигаюсь. Благодаря обстоятельствам и моему редактору, родной жене, появились дневники и заметки, которые выползли на свет через много лет. Я сомневался, я не вполне был уверен, что мне самому будет интересно копаться во временных настроениях. Это сложилось в большой спектакль многоярусного жанра (кто-то назвал это жанром «джазовой импровизации»), мне это нравится.

Я иногда сам по какой-то просьбе в течение четырех месяцев вынужденного пребывания дома выходил в свет таким образом. Галя помогала как искусствовед, как киновед и оператор. И все, в чем я сомневался, в конце концов выстроилось, как бывает в режиссуре, когда из малого произрастает то, что ты не ожидал. Я не ожидал, что это мне и моим друзьям, ради которых книга вышла в свет, понравится.

— Насколько Вы откровенны с читателями?

Вениамин Смехов: В этой книге есть то, что скрывалось в моих некоторых других.

— Когда Вас отчислили из Щукинского училища, думали ли Вы о том, что не вернетесь в актерскую профессию?

Вениамин Смехов: Это важный вопрос, на который я очень много раз отвечал, даже покойному Листьеву. Я не смог у него быть по первому приглашению, приехал через 2 месяца, и спросил у него, что тебе удалось узнать у Этуша? Он брал интервью в «Часе пик» у Владимира Этуша, а накануне спросил у меня, чем бы я хотел, чтобы он озадачил моего учителя. Я попросил спросить у него, понравилось ли Этушу, что он меня Сашу Збруева отчислял после первого курса? Листьев засмеялся и сказал, что он, человек мощного, офицерского склада, вдруг смягчился, ему явно стало неловко. Этуш сказал, что он ошибся, а я ответил, что не ошибся, а оказался для меня идеальным Макаренко, идеальным учителем. Думаю, что и для Александра Збруева это факт.

Я очень юным поступил, мне не было 17 лет. Рядом были люди, которые поступали по три раза, и по разным причинам их не принимали, а тут приняли, это было новости «оттепели». А я ничего этого не знал, я сразу поступил, в 1957 году. Меня сломало только то, что оказалось моей виной.

Когда Ученый совет заступился, чтобы мы остались на полгода вольными слушателями, а чем это обернулось, вы знаете: мы стали отличниками мастерства актера. Это все описано, но важно то, что Этуш меня изгонял, а я просился остаться. Я благодарен Этушу всю жизнь, потому что мне хватило собственной воли, чтобы будто процитировать своей жизнью слова любимого Пастернака: «С кем протекли его боренья, с самим собой, с самим собой». Я научился искать виновника в себе, и нашел его в течение каникул между 1 и 2 курсом. Я никогда ни на кого не обижаюсь. Это уже цитата из одного из героев моей книги – Петра Фоменко, моего любимого друга, учителя, который почти жаловался, что Веня Смехов не умеет обижаться.

— Как Вы воспринимаете то, что Вас узнают несколько поколений?

Вениамин Смехов: За 42 года со времени съемок фильма, который я называю «Три мушкетера и один Боярский», времени хватило на то, чтобы я всего раза три смотрел его. Я позвонил Мише Боярскому и сказал, что мы стали лучше играть, и кони живее скачут.