Мусорный коллапс: урок Челябинска для всей страны (ИНТЕРВЬЮ)

В Челябинске – мусорный коллапс. Старую свалку закрыли, а ездить на другие полигоны мусорщики отказываются, ссылаясь на возросшие транспортные расходы. В городе сложилась чрезвычайная ситуация. В эфире телеканала «МИР 24» ее комментирует сопредседатель Союза экологических организаций Москвы Андрей Фролов.

— В Челябинске более 1 миллиона 200 тысяч жителей. Помимо неприятного запаха и испорченной эстетики улиц, что означает мусорный коллапс для города-миллионника?

Андрей Фролов: В Челябинске это не единственная проблема. Металлургия много фонит – запах соответствующий, люди и раньше тяжело дышали. Рядом «Маяк» – крупнейшая переработка радиоактивных отходов. И мусор в этой ситуации здорово добавляет. Если к этим предприятиям уже принюхались, то мусор – это неприятно. 

— Картина становится еще более тяжелой.

Андрей Фролов: Старая свалка внутри города переросла все размеры, и от нее постоянно идет запах сероводорода.

— Она внутри городской черты.

Андрей Фролов: Город рос, и неприятно, когда едешь по городской магистрали, а рядом несколько десятков метров высоты гора мусора. Конечно, это нужно было закрывать. Другой вопрос, что у нас проблема мусора – общероссийская. В свое время было принято неправильное решение передать вопрос обращения с отходами на уровень субъектов Федерации. Те быстро скинули это на уровень муниципалитетов. И сегодня в России нет программы переработки отходов. 

— В Челябинске коллапс продолжается две недели. Если мусор не вывозить из города, что происходит?

Андрей Фролов: Контейнеры переполняются уже через несколько дней. Выброс мусора у нас происходит вместе с пищевыми отходами, и они начинают разлагаться, начинается брожение. Туда лезут кошки, собаки, потом бегут на детские площадки, и вся эта гадость может оказаться у людей. Может появиться дизентерия, холера, бутулизм – любые заражения, причем в тяжелой форме.

— Перенос свалки: подрядчик говорит, что возросли транспортные расходы…

Андрей Фролов: У нас мусорная система находится в клановом ведении. Все мусорки местные органы управления организуют сами, и все эти фирмы ангажированы соответствующими чиновниками. Если чиновник меняется, то нужно менять и фирму.

— Но в Челябинске нового подрядчика нашли, он возит…

Андрей Фролов: Появляется новый чиновник и дает своего подрядчика. В Московской области, например, половина свалок принадлежала главам местных муниципалитетов. Фирма, которая работает на свалке, дает соответствующий откат чиновнику, который дал ей санкции, а тот закрывает глаза на все безобразия. Если приходит новый чиновник с другими требованиями, возникают конфликты. Во многом это связано со сменой руководства, и новые подрядчики появляются в этой ситуации. 

— Пишут, что новый мусорный полигон в Челябинске оборудован системами сортировки и мусоропереработки. Но у любого полигона есть свой срок годности. Сколько лет можно вывозить мусор на хороший полигон?

Андрей Фролов: Зависит от его емкости. Сначала проводится геодезическое обследование – можно здесь размещать мусор или нельзя. Затем проводится его оборудование – дренаж, водоотвод и так далее. Определяется, какое количество мусора можно на эту территорию загрузить. Есть определенные технологии. Скажем, после годичной эксплуатации должна насыпаться прослойка земли. К сожалению, это не делается. Глава администрации просто отводит пустое место – оборудование и исследование не проводится. Мусор сваливается просто на грунт, технологические прослойки не делаются, и полигон очень быстро загнивает. Сколько он прослужит в этой ситуации? Сероводород начнет фонить так, что невозможно будет жить на расстоянии 10 километров буквально через 3-4 года.

— Сколько лет понадобится, чтобы ликвидировать последствия деятельности старого полигона в Челябинске?

Андрей Фролов: Это зависит от денег. На самом деле ничего сложного нет, это можно было бы сделать за 2-3 года. И вообще всю мусорную проблему в России решить за 2-3 года. Но для этого должна быть технология. У нас нет отрасли по переработке отходов. Можно выделить деньги, принять волевое решение убрать свалку, но нечем и некуда это сделать без ущерба для природы и населения. В лучшем случае строится мусоросжигательный завод, и на выходе получается 20% от объема свалки – но уже в виде шлаков, которые не подлежат никакой переработке. Они тоже токсичные, ядовитые, их тоже надо куда-то девать. 

— Вы говорите, что проблему с мусором можно решить за 2-3 года. По официальным данным, в России скопилось не менее 60 миллиардов тонн мусора. Ежегодно выбрасываются 60 миллионов тонн бытовых отходов. Все это можно переработать? 

Андрей Фролов: 60 миллиардов тонн – это с учетом строительного мусора, иловых осадков, это не чисто бытовые отходы, которые идут на свалки. На свалках гораздо меньше, но масштабы серьезные. Вся проблема в том, что нужно выделить из бытовых отходов пищевые. Тогда можно что-то делать с остальным. У нас сортировка происходит, только ее делают бомжи и мигранты. На каждой свалке несколько сотен человек вытаскивают все ценное – банки алюминиевые, пластик, тут же сдают и получают за это деньги. Существующая сортировка делается на том же уровне, хотя и механически, централизованно. Сам мусор как был непригодным для дальнейшей переработки, так и остается. 

— Есть немецкая система, где в разные пакеты выбрасываются бутылки разных цветов… 

Андрей Фролов: Опыт Швеции намного лучше. Вынута вся пищевая фракция. Мусор скидывается в воздуходувки, поступает в камеры-накопители уже без пищевых добавок, и там проводится переработка. Шведы сейчас завозят на переработку мусор из соседних стран. И даже в Москве начинают закупать мусор, потому что их технологии позволяют получать из мусора определенных фракций ценное сырье, которое гораздо дороже при его покупке. 

— В России такую систему можно было бы запустить?

Андрей Фролов: Можно. Для этого должна быть политическая воля, с одной стороны. А с другой, приходят новые люди и говорят: мы сделаем сортировку и переработку. Но тогда те, кто сейчас получает деньги, уходят. А они в связке с местными чиновниками. У нас были примеры в Москве, когда инициативные предприниматели говорили, мы сделаем отдельные контейнеры, переработку, и их закрывали. Причем площадки, которые они за свой счет сделали, муниципалитеты за бюджетный счет уничтожали.