Дмитрий Нагиев: Фильм «Непрощенный» снимали на разрыв аорты. ЭКСКЛЮЗИВ

Популярный российский актер Дмитрий Нагиев дал эксклюзивное интервью телеканалу «МИР» и рассказал Илоне Линарт о съемках фильма «Непрощенный».

Дмитрий Нагиев родился 4 апреля 1967 года в Ленинграде. В 1991 году окончил ЛГИТМиК. После учебы работал в театре «Время» в Санкт-Петербурге. Позже был ведущим на радио. Вместе с Сергеем Ростом играл в юмористическом сериале «Осторожно, модерн». Также снимался в сериалах и фильмах: «Чистилище», «Каменская», «Убойная сила», «Физрук», «Кухня» и др.

— В прокат выходит картина «Непрощенный», она посвящена шести годам жизни Виталия Калоева, который в авиакатастрофе над Боденским озером потерял всю семью. Потом он убивает диспетчера, по вине которого произошла авиакатастрофа, и таким образом добивается справедливости. Когда вы получили сценарий, вы сразу сказали: да, я буду участвовать в этом фильме, или все-таки какое-то время вам понадобилось на раздумья?

Дмитрий Нагиев: Актеры в принципе зависимые люди, и мы сидим, как дети, и ждем этих подарков, присланных сценариев. На тот момент, когда мне режиссер Сарик Адреасян прислал сценарий, у меня уже была возможность от чего-то отказаться, с чем-то согласиться. В ночи пришел сценарий. Мы не являемся с ним (Адреасяном – Прим. ред.) друзьями, людьми, которые встречаются вне работы, выпивают, сидят в банях. Вдруг он пишет: «Дима, это Сарик Адреасян. Вот есть сценарий». Я пишу: «Милости просим», и он мне присылает сценарий. Я уже после рабочего дня, отходя ко сну от детской кроватки, лежа с плюшевым мишкой начал читать. Ну так, в полглаза, потому что уже было поздно, начал читать… и дочитал до конца. За два часа я проглотил сценарий и сразу ответил Сарику. Такое ощущение, что он тоже сидел у телефона и ждал. Потому что обычно артисты берут какую-то паузу и потом вспоминают в самолете или поезде про сценарий и пробегают его глазами. Я его сразу прочитал. Меня история потрясла просто на уровне литературы. Там не было моментов, которые у меня вызвали бы вопросы.

— А вы раньше слышали об этой истории?

Дмитрий Нагиев: Да, конечно. Эта история разрывала, наверное, весь мир на две части – на людей, которые «за» и «против». Я Сарику написал единственную вещь: «Ты уверен, что это я?» Потому что я понимаю, что для режиссера это тоже ключевая работа, к которой он, наверное, шел, потому что это очень серьезная заявка на соответствие профессии. И так рисковать…

Я, признаться, давненько не брал в руки шашки. Я играл серьезные роли. Были сериалы… По мне, так они неплохи. Но они прошли настолько незамеченными. Сейчас, после «Физруков», говорят: смотрите, еще какой сериал был. А тогда это как-то так прошло. Там тоже была достаточно серьезная работа. Но так, чтобы на разрыв аорты, такого давно не было. Поэтому я, наверное, сразу… Я лукавлю: не сразу. Было два момента. Первый: надо или не надо? Второй момент: справлюсь или не справлюсь? Я Сарику написал: «Ты уверен, что это я? Потому что ты на это делаешь ставку. Поверь, я понимаю. Только ленивый не кинет в тебя камень после этого, после приглашения меня». Он сказал, что готов на это и не сомневается, что у меня получится совершенно точно. На все остальное ему наплевать.

— Вы меня, позвольте признаться, поразили, как и весь зал. Мне хотелось расплакаться, думала: у меня потечет тушь, а у меня еще интервью с Дмитрием Нагиевым.

Дмитрий Нагиев: Спасибо. Значит, где-то я копнул точно.

— Вы меня просто поразили, особенно, если учесть, что весь фильм держится, по сути, на вас. Это игра одного человека, который в себе переживает сильнейшие эмоции и не может, как мне показалось, ни с кем этим поделиться. Потому что человек, который не терял семью, не поймет, что это такое. И вот с этой болью человек живет.

Дмитрий Нагиев: Я немного не согласен, что человек, который не терял семью, не поймет. Это, наверное, основной наш страх – потерять любимых, любимого, любимую, детей. Это основной наш страх. Мы очень боимся болезни, но, наверное, самое страшное – это уход любимых людей. На этом, видимо, и заточена картина. Совершенно ни к чему терять кого-то, чтобы осознать ужас произошедшего.

— Каково было сниматься в этой роли? Очень тяжело, наверное?

Дмитрий Нагиев: За моими плечами уже есть какое-то количество работ и накопленных штампов. Поэтому я приехал в неплохом, надо заметить, настроении, замечательно позавтракал, с четким ощущением, что я сейчас достану штамп 34, и в этой сцене прокатим на 34-ке. Потом сменим на седьмой штамп, и следующая сцена на семерке будет просто огурчик.

Первая сцена была сцена на кладбище. Туда не подошел ни 34-й, ни седьмой штамп. Я взял паузу, подумав: будет видно, что, как в наших говенных фильмах, пыжится просто, из себя что-то выдавливает. Это отвратительно смотрится. Я поварился сам с собой и вытащил из уже запыленных уголков своего вялого таланта что-то. Мне пришлось работать нутром до конца фильма. Штампы мои, к сожалению, не понадобились. Иначе невозможно, иначе бы вы не плакали.

— Можно сказать, что сцена на кладбище была для вас самой тяжелой?

Дмитрий Нагиев: Она была очень тяжелой, потому что она первой была. День в принципе был тяжелый, было шесть перегримировок, я чуть не сдох там. Шесть! Когда мне в третий раз отодрали бороду, уже с куском десны…

— Она не ваша, приклеенная.? Я думала, вы отрастили немножко.

Дмитрий Нагиев: Нет, с такой щетиной я не мог бриться. И параллельно еще проект шел, в котором я уже заявлен с щетиной. Поэтому гримеры бедные, великие гримеры, Лена Ваховская с командой с такой щепетильностью, уважением и тонкостью подходили к бороде. Она клеила ее не на клей, а на скотч, чтобы была возможность хоть иногда отклеить, вздохнуть и положить что-то в рот. Потом что все едят, а я сижу с этой бородищей и только из трубочки наминаю воду из стаканчика.

— Вы хорошо передали образ Виталия Калоева.

Дмитрий Нагиев: Вы знаете, я все равно настаиваю, что я не передал образ Виталия Калоева.

— По крайней мере, походка, внешность, взгляд очень похожи на те, что можно видеть на документальных кадрах.

Дмитрий Нагиев: Это в результате получилось. Я не хотел. Я, возможно, неважнецкий пародист, я очень боялся скатиться в пародию. Это губит наши картины, когда артисты пытаются соответствовать реальному образу. Когда артист играет акцент, говор – это смешно смотрится, или другой язык. Почему-то голос сразу немножко меняется. Почему? Зачем ты это играешь? Для меня эти вещи чисто стилистически были важны, но я, упаси Бог, не хотел срисовывать Виталия Калоева. Это первый момент. Второй: я считаю, что для меня всегда один из самых скучных жанров – это автобиографические картины. Нет что ли фантазии у тебя? Для меня это скучная история. Поэтому я настаиваю, что это художественное произведение, по мотивам.